Народу было немного, почти все – школьники в форме и все занимались своими делами: кто-то читал, кто-то писал, а кто-то (в основном девчонки) перешептывался и хихикал. В общем, библиотека как библиотека, только очень большая и красивая.

Диймар вертел свой браслет.

– Вот оно, – шепнул он и, не расстегивая браслета, стащил с него две бусины.

Зраки, вспомнила Карина, только немного другие. Две штуки мутно-синего цвета с рыжими искрами, вспыхивающими внутри. Диймар подышал на них, потом зажал один шарик в кулаке, а второй пустил катиться по полу – прямо как волшебный клубочек из мультика. Зрак заметался по каменным плиткам и вдруг резво направился к ближайшей эркерной нише, закрытой шторами. Немного не докатившись до нее, шарик исчез. Карина вопросительно глянула на мальчишку.

– В глубину ушел, – пояснил тот, верно истолковав ее взгляд. – А нам туда…

И бесцеремонно потащил ее к самой дальней, зато ближайшей к выходу, нише.

– Наставница едва ли ждет, что ее станут подслушивать в ее же библиотеке, – усмехаясь, сообщил Диймар Карине. – Если встреча важная, она, конечно же, вся защитными ритуалами обвешалась. Но большую их часть я знаю. Хорошо все-таки быть любимым учеником. Да к тому же мой зрак вообще не имеет к знакам-ритуалам никакого отношения, это чисто четырехмерный инструмент. Она его не заметит. Надеюсь только, что тот, с кем она сейчас встречается, не крутой четырехмерник. Иначе я труп.

– Ты что же, против своей наставницы?

По тонкому лицу Диймара пробежала нехорошая тень, от носа (кстати, с чего Карина взяла, что он длинный? Нос как нос, прямой такой…) пролегли взрослые складки.

– Я сам за себя, – со странной, неожиданной какой-то горечью сказал мальчик и добавил сквозь зубы: – Чего и тебе советую.

Не успела Карина и рта раскрыть, как он предупреждающе поднял руку:

– Готово. Зрак активировался. Теперь молчи, а то попадемся. Он в обе стороны работает, к сожалению. Мы слышим их, а они – нас.

И подбросил второй зрак.

Никакого изображения на этот раз не появилось, но из вращающейся сферы полились негромкие голоса – пронзительный, слегка визгливый Клариссин и совершенно незнакомый детский.

– Что ж, раз детеныш у нас… простите, дорогая знаккер Радова… у вас, и вы, будучи родной теткой, имеете право распоряжаться жизнью и свободой девочки, то я не вижу препятствий к проведению ритуала Иммари.

– Увы, препятствий немало, – ответила Кларисса. – Прежде всего, этот детеныш моя плоть и кровь. Я предпочла бы сохранить ее живой, но обнаружить с ее помощью других. Еще мешает то, что мой супруг, единственный, кто посвящен во все детали и тонкости ритуала, томится в заключении за какой-то воистину смехотворный проступок. К тому же, являясь родным отцом детеныша, он имеет гораздо больше прав на ее жизнь.

Да они оборзели вконец! Нарисовалась, понимаете ли, толпа родни, и все решают, у кого больше прав на ее жизнь. А где ее подарки на день рождения и Новый год за последние четырнадцать лет? Карина кое-как удержалась, чтобы не фыркнуть и не сдать их с Диймаром с потрохами.

Клариссин собеседник засмеялся, и смех этот совершенно не сочетался с детским голосом.

– Отвернуть изумрудную жилу от центра материка к своим землям – это отнюдь не смехотворный проступок. На него слишком зол весь Совет. Боюсь, даже моего влияния не хватит, чтобы убедить Высокий совет последовать традиции и сохранить свободу узнику, который сумел вырваться из заключения. – Казалось, говоривший все больше и больше распалялся. – Даже если его сестрица, тоже весьма уважаемая Советом, присоединит свой голос к нашим, все равно шансов крайне мало. Отдайте девчонку мне. В Трилунье пока что не перевелись символьеры, готовые на все за хорошее вознаграждение. Составить ритуал или заклятие, аналогичное Иммари, – вопрос лишь времени.

– Которого не хватает вам, но в избытке у меня! – выпалила Кларисса. – Вы вообще слышали, что я вам сказала? Она моя родня.

Ее собеседник выругался.

Кларисса заговорила снова, и ее голос дрожал от злости. Похоже, она мечтала надеть на голову гостю ближайшую вазу, но по каким-то причинам не делала этого. Может, гость был важный, а может, ваза на голову не налезала. Или просто подходящая посудина под руку не подвернулась.

– Что ж, как известно, источник вечной жизни – это некое вещество, содержащееся в организме детеныша глубинной твари и запускающее особый участок мозга, которые есть равно у твари и человека. Но вспомним Вечный Постулат: «Волком можно родиться, но нельзя им стать, львом можно родиться, но можно и стать им, нельзя лишь…»

– Достаточно, дорогая Клара, я помню Постулат. Хотя он гласит, что львом можно родиться, история не ведает ни одного такого примера, а значит, рассчитывать на детеныша-льва не приходится. Поэтому охотников издревле интересовали исключительно детеныши волков-оборотней. И у вас есть один. И вы его не отдаете. Что же дальше?

– К счастью, будучи необходимой для ритуала Иммари, Карина Радова не единственный волк, оказавшийся в моем распоряжении.

У Карины словно внутренности оборвались и ухнули в воздушную яму. Она зажала себе рот, чтобы не закричать. Кларисса добралась до Митьки! Как, черт возьми, как? Диймар одной рукой показал ей кулак, а другой прижал палец к губам. Но Карина и без того уже обратилась в слух.

– Вы помните тот неудачный эксперимент с лабораторией и ритуалом Иммари на Однолунной Земле? Так вот, хоть Иммари и провалился, и ценнейший материал в виде десятка или около того детенышей погиб, мы все же сделали пару интересных выводов. В частности, мы вполне можем сами провоцировать омертвения.

Карине пришлось укусить себя за палец, чтобы не забыться и не рявкнуть чего-нибудь. Детеныши для Клариссы – «материал», надо же!

– И зачем же нам могут понадобиться омертвения? – прозвучало из зрака.

– В обоих витках, и в Трилунье, и на Однолунной Земле, – Клариссин голос почти потерял визгливость, в нем проступили мечтательные нотки, – осталось так мало волков, что гибель даже одного из них моментально вызывает омертвение с эпицентром в месте гибели. Нам надо лишь устроить так, чтобы это произошло на глазах Высокого совета. И чтобы Совет в полном составе отдал себе отчет в том, что Карина Радова предположительно (и с очень высокой степенью вероятности!) остается последним детенышем глубинной твари в обитаемых витках мира.

– И тогда он согласится предоставить Евгению Радову свободу без каких-либо условий… Умно. Хотя Империя Тающих островов вывернется глубиной наружу, чтобы нам помешать. Да и сообщество символьеров не обрадуется. Народ элве и совет фей можно не принимать в расчет… Но для Трилунья это будет сильнейшее потрясение за последнюю тысячу лет.

– Именно так, наставник. Но что мы станем делать, когда девочки не станет после Иммари и нам нечем будет их шантажировать? Или вам все равно? Волнения не вечны, в отличие от жизни, которую мы получим в результате Иммари. Которую вы получите, наставник.

Собеседник Клариссы медленно, с расстановкой зааплодировал:

– Браво, дорогая. Просто брависсимо!

В следующую секунду раздался странный шум – возня и полузадушенный женский хрип.

– Ты меня за дурака держишь, дрянь? – яростно прошипел детский голос. – Или в этой личине я кажусь тебе… безобидным? Я знаю, что у тебя хранится часть «Легендариума». Надеешься с помощью девчонки отыскать Волчью карту и добраться до всех детенышей, которые есть и будут в Трилунье и на Земле? Чтобы диктовать Трилунью свою волю уже в масштабе… вечности? Думаешь, твоя бездарь-сестра передала маленькой твари тайну шифра, которую не смог вытрясти из нее твой эпизодически верный супруг? Я сломаю твою безлунную шейку двумя пальцами, если ты посмеешь хотя бы попытаться обойти меня. Первый день следующего года, Кларисса Радова. Мое извлеченное бессмертие вместе с Волчьей картой. Иначе тебе не поздоровится.

Хрип становился все отчаяннее. Сейчас этот странный ребенок задушит Клару.