– Я остановила процессы в этих цветах, – застенчиво сообщила Ю-юн. – Если захочешь, после бала поставишь их в воду, и они проживут еще долго. Ты знаешь… это магия фей, но твоя бабушка Алессандра умела делать подобное средствами ритуалистов…

– Не отвлекайся! – перебила Юшку И-ин. – Это общеизвестный факт, юная госпожа, – добавила она, обращаясь к Карине, – если угодно, я принесу тебе книгу об истории ритуалистики. Но потом, сейчас у нас другие дела.

С волосами решили не мудрить – завязали тугой узел на затылке и украсили его цветами. Из центра узла выпустили длинную вьющуюся прядь. Она падала на спину и гораздо ниже талии. Мелкие локоны вздрагивали, подпрыгивали пружинками, переливались, как живые, всеми оттенками красно-оранжевого, красиво контрастируя с платьем.

Карина была совершенно готова – она сидела на столе, грызла яблоко и ждала только туфель, которые И-ин искала в сундуке (купила вместе с шелком на платье, хитрюга), до бала оставалось еще полчаса. От плохого настроения не осталось и следа. И-ин немного ошиблась, осознать себя самой красивой – не половина, это процентов семьдесят от праздничного веселья.

– Знаете, феечки, – с чувством выговорила Карина, – танцы – это не главное. Но я с удовольствием собралась бы еще на пару-тройку балов…

И тут в дверь постучали. Кого могло принести? Вариантов немного – или Эррен пришла посмотреть на племянницу и показать свое платье, или Митька уже здесь вместе с Ангелией Витольдовной. То есть знаккером Заккараус, здесь их замудреную фамилию сокращали именно таким образом. Игнорируя Ишкино «Куда босиком?!», Карина спрыгнула со стола, кинулась к двери (каменный пол обжигал босые пятки холодом) и распахнула ее.

Мрачный, как туча, Митька топтался за дверью. В пиджаке, напоминающем то ли мундир, то ли байкерскую куртку, с необычной стильной прической, он опять перестал быть привычным Митькой. Снова выглядел взрослым – и едва знакомым. Но и незнакомость, и взрослость соскочили с него в одно мгновение, как только он увидел Карину. Он растерялся на секунду, а потом засмеялся, и словно вернулся прежний Митька, с которым можно лазать в окна, есть пироги в кафе и носиться по лесу в волчьей шкуре.

– Вот это да-а-а, – выдавил он, вновь обретая способность говорить. – Ты такая красивая!

– Какие сложные предложения, – хихикнула Карина. Ощущение было странным – казалось, она могла сколь угодно долго продержать его в состоянии легкого ступора, надо было только не отрывать взгляда от его серых глаз. – Однако чем обязана визиту?

Светские слова, пусть и с насмешечкой, так легко слетели с губ вместо обычного «чего надо». Вот что делает платье… и грядущее четырнадцатилетие вкупе с увеличившимся обхватом бюста, наверное.

– Ничему… То есть моему… то есть… вот. – И Митька протянул ей шарик-«талисман».

– Ой, ты не потерял? Я свой тоже с собой таскаю.

– И правильно. Только куда ты его денешь в таком платье? Ни карманов, ничего…

– Смотри и учись!

Карина вернула Митьке его талисман, отыскала в сумке свой.

Ей давно не давал покоя жест, которым Диймар извлекал из небытия свой боевой шест. Теперь она знала, что некоторые предметы можно переносить в глубине собственных рук, ног, да хоть ушей – лишь бы глубина была достаточной. И под большим пальцем Карининой правой руки нашлась прекрасная «глубинная норка» в самый раз для шарика.

Туда она и закатила талисман.

– Круть, – одобрил Митька, – не зря ты и тут отличница.

– Угу, отличница. Жалко только, что-то вроде второклашки…

– Наверстаешь… Зато красивая…

Может, ей всегда в таких платьях ходить? Теперь Кларина и даже Люськина любовь к нарядам стала ей более понятна. Так из каждого встречного-поперечного мужчины можно слепить много полезных в обиходе предметов. Вот хотя бы из Митьки, который в обычной ситуации отнюдь не из пластилина.

– Ты только ради талисмана пришел? Я из-за тебя уже ноги почти отморозила.

И притворилась, что сейчас смотается в глубину комнаты. Но Митька не дал ей этого сделать.

– Не могу же я позволить даме морозить из-за меня ноги.

С этими словами он легко сгреб ее в охапку и понес в комнату на ковер. Карина охнула и обхватила его за шею. «Уронит сейчас, идиот несчастный», – подумала она, хотя прекрасно знала, что уж кто-кто, а Митька не уронит.

Он донес ее до ковра и бережно опустил. Коленки не подогнулись, даже жаль, – сейчас бы повисла на нем, как красотка из кино. Митька, однако, не торопился ее отпускать – как будто они уже танцевали на балу. И видимо, думал о том же.

– Ты мне оставишь хотя бы танец? – спросил он как-то неожиданно застенчиво. – Лучше бы два, но я на два как-то и не надеюсь.

– Я тебе и один не очень-то обещаю, – нахально соврала Карина и подумала, что вот сейчас у И-ин лопнет терпение и она, пожалуй, погонит мальчика в коридор ближайшей охапкой цветов, как пресловутой «поганой метлой».

– Может, и к лучшему, – с обычной своей ехидцей заметил Митька, – не придется делать при всех вот это.

И он наклонился (все-таки он был намного выше ростом) к ее губам.

И насмешливое настроение враз слетело с Карины. В Митьке снова проступило что-то чужое – взрослое, властное, жуткое. Не успев ничего сообразить, она отскочила, прямо-таки шарахнулась от него. И сначала уставилась в пол, не рискуя поднять глаза, потом кое-как заставила себя взглянуть в лицо друга.

Митька смотрел на нее с непонятной смесью грусти, злости и… нежности, что ли. Непривычное, незнакомое выражение лица. Черт, что же это такое? В последнее время к Митьке, ну Митьке же, не подходило никакое определение, кроме «незнакомый».

– Ты чего, серый волк? – невесело спросил он. – Я вообще-то с тобой целоваться пытался, а ты мне травму на всю жизнь?

– Я это… – Что ни скажи, все будет глупо и неловко. Как, собственно, и молчание.

Митька сжалился. Через незнакомца снова проступил лучший друг с детства, насмешник и защитник.

– Вообще-то, – отступая к двери, проговорил он, – я просто зашел сказать, что на бал мы с тобой идем вместе.

– Э-э-э… А какие варианты? – затупила Карина.

– Ну, у тебя-то никаких, – хмыкнул лучший друг. – Так что заканчивай тут свои припудривания и пошли. Жду за дверью.

«Ты испортила свой собственный первый поцелуй», – мысленно объяснила себе Карина. Хотя если на то пошло, то в лесу надо было целоваться, теперь уже момент упущен.

– Пока не выпьешь суспензию от кашля, никуда не пойдешь, – сердито сообщила И-ин, выбираясь из какого-то укрытия. – И туфли надень, и накидку, не госпожа, а горе мое…

В коридоре к ним присоединилась Эррен. В темно-зеленом, очень открытом и при этом хитро драпирующемся платье она походила на статуэтку. А еще она злилась, вертела кольцо на пальце и кусала губы.

– Вы представляете! Великий мастер отклонил приглашение на бал. Сказал, что будет любоваться яблонями из замковой обсерватории. В компании Кру, в тишине и покое, понимаете ли. Пришлось принять предложение Рейберта Гарда. Правда, в последний момент… четверть часа назад, если точнее… Он вообще уже в зале.

– Оу, наконец-то я увижу эту живую легенду, – поддела Карина тетушку. – А что, больше тебя никто не пригласил?

– Что? – удивилась та. – Остальным я давно отказала.

Ну и кому тут скоро аж целых четырнадцать?

Их путь лежал по коридорам здания ратуши – от комнат Эррен до главного зала. То тут, то там им встречались пары и компании нарядно одетых взрослых и детей. Возле зала Эррен указала им на высоченные двери и велела веселиться.

– Думаешь, получится? Мы же никого тут не знаем.

– Фигня, познакомимся. – Митька подхватил ее под руку и почти волоком втащил в зал.

Глава 36

Бал

Распорядитель глянул на них через висящий в воздухе и переливающийся перламутром активированный зрак.

– Гедеминас Артурас Заккараус и Карина Алессандра Радова, – провозгласил он.

И как-то сразу полегчало. На них все уставились, но Карине это почему-то понравилось. Никто не отпустил ни единого комментария, но по офонаревшим лицам мальчишек все читалось яснее ясного. И по не очень добрым лицам барышень тоже. Музыка летела со всех сторон, но Карина уже знала, что это четырехмерные фокусы акустики, а музыканты традиционно расположены на галерее. Ей очень захотелось танцевать.